Лондонские шлюхи на Троянской войне: измены ЭСФ [часть 2 из 3]
Очередной эпизод криптографической Бэкон-Шекспирианы, где теперь главной героиней является Элизебет Смит Фридман. По всему замечательная женщина, сумевшая обмануть практически всех. Точнее, почти всех – кроме АНБ США…
Первая по-настоящему содержательная книга о жизни и делах Элизебет С. Фридман (1892-1980) – как самой знаменитой в США женщине-криптоаналитике и преданной жене ещё более знаменитого криптолога Уильяма Ф. Фридмана – была опубликована журналистом Джейсоном Фагоне в 2017 году. И в переводе на русский носит примерно такое завлекательное название: «Женщина, которая взламывала коды. Подлинная история любви, шпионов и невероятной героини, перехитрившей врагов Америки.» [o1]
Обычно такого рода биографические произведения принято именовать панегирик. То есть восторженное, щедро приукрашенное и абсолютно некритическое восхваление героев. Или, как в данном случае, криптографической героини – реально очень умной, проницательной и талантливой дамы. Особую же пикантность названию книги придаёт тот факт, что на самом деле Элизебет С. Фридман сумела очень успешно обмануть не только «врагов Америки», но и сограждан-американцев, и практически всех остальных – кто хоть как-то наслышан об этой «невероятной женщине»…
А чтобы адекватно оценивать как долю правды, так и немалую долю бесстыжего вранья или более тонких хитростей-недомолвок, почерпнутых Джейсоном Фагоне из мемуаров и интервью ЭСФ, книгу его необходимо сравнивать с другой биографической работой. Вышедшей ровно на 40 лет раньше, в 1977, и имевшей неслучайно похожее название «Человек, который взломал Purple. Жизнь величайшего в мире криптолога, полковника Уильяма Ф. Фридмана». [o2]
Ту давнюю работу – и по сию пору единственную биографию У.Ф. Фридмана – британский журналист и писатель Рональд Кларк (1916-1987) написал под значительным влиянием личного общения с его вдовой Элизебет С. Фридман. И именно по этой причине даже в названии своей книги этот автор умудрился сделать две, как минимум, серьёзных фактических ошибки и одну весьма спорную оценку.
Ибо неопровержимые факты истории таковы, что Уильям Ф. Фридман, во-первых, вовсе не был тем человеком, который взломал японский шифратор Purple. Во-вторых, он никогда не имел воинское звание полковник. Ну а в-третьих, титул «величайшего в мире криптолога» звучит, конечно, впечатляюще (особенно для преданной жены, журналистов и их читателей), однако в приложении к делам и достижениям УФФ такую оценку можно лишь трактовать как двусмысленную шпионскую шутку. Особенно после разоблачения величайшего в мире (без преувеличений) крипто-обмана с шифраторами Hagelin Crypto AG, где Уильям Фридман сыграл самую главную роль. [i1] [i2]
Джейсон Фагоне, как обстоятельный исследователь-биограф имевший ныне доступ к несравнимо большему, чем Р. Кларк в 1970-е, массиву рассекреченной информации, уже не делает столь серьёзных ошибок и промахов. Однако, и в его книге критично важный ранний период общей биографии супругов-криптографов УФФ и ЭСФ, связанный с Ривербэнкскими лабораториями Джорджа Фабиана и бэконовскими шифрами в шекспировских текстах, излагается в полном соответствии с тем, как рассказывала об этом Элизебет С. Фридман на закате своей долгой жизни.
Что вряд ли удивительно. Ибо то же самое всегда делали и продолжают делать поныне практически все прочие историки криптографии. Точнее, почти все – за единственным заметным исключением Центра криптологической истории АНБ США. Где в 2023 году опубликована работа с новым – существенно более правдивым – изложением американской истории в делах становления военно-разведывательной криптографии [i1][o3].
Приведённая в соответствие с достоверными фактами, новая версия этой истории деликатно не называет ложью и дезинформацией всё, что написали и наговорили под конец жизни супруги Фридманы про свою молодость, про работу в Ривербэнке, про Фабиана и бэкон-шекспировские шифры. В новой исторической книге от АНБ сделано нечто иное. Все рассказы о делах и достижениях самой знаменитой пары героев-криптологов теперь полностью отделены от темы шифров Бэкона в книгах Шекспира и других авторов Елизаветинской эпохи…
Ну а поскольку для нашего расследования именно эта тема – о впечатляющих успехах юной Элизебет Смит (тогда ещё не Фридман) на поприще дешифрования бэконовских шифров – является сейчас главной, здесь и будет с подробностями рассказано о том, что за интересные дела происходили в 1916 году в Ривербэнкских лабораториях Джорджа Фабиана. И почему ЭСФ на старости лет рассказывала об этом так много неправды.
Всякая ложь, как уже отмечалось, будь она большая или маленькая – это всегда в той или иной степени измена и предательство. В отличие от УФФ, отчаянно и любыми способами желавшего «сделать имя», у ЭСФ явно не было такого же стремления прославиться. Но она была абсолютно преданной женой, хорошо знавшей таланты своего мужа, понимавшей его амбиции и разделявшей постоянно терзавшее его чувство недооценённости. А потому Элизебет Смит Фридман пошла на всё ради прославления имени и успехов мужа. Как при жизни УФФ так и после его смерти.
К сожалению, главными инструментами на этом «поприще прославления» оказались ложь и предательство. Многоэтажная ложь о делах в Ривербэнке и предательство криптографами-учёными известной им научной истины.
Отчего так неудачно получилось, в общем-то понятно. Из-за глубоко секретной, а потому и полностью безвестной деятельности Уильяма Фридмана на военно-шпионской службе, при его жизни единственную, по сути, возможность для славы и признания давала Бэкон-Шекспировская тема. Ибо расшифровать какую-нибудь другую из знаменитых загадок истории – вроде манускрипта Войнича или письменности майя – «величайший в мире криптолог» Фридман, сколько ни пытался, так и не сумел.
Ну а поскольку в делах дешифрования бэконовских шифров в шекспировских текстах – где всё интересное расшифровали ещё до его появления на сцене – Уильям Фридман никак не мог быть ни первым, ни даже вторым, здесь путь к славе для него открылся несколько иной. Очевидно нечестный, но вполне подходящий для циничной профессии шпионов. В своей работе, как известно, постоянно опирающихся на принципы «Отрицания и Обмана» (Denial and Deception).
Как человек бесспорно умный и понятливый, Фридман всегда видел, что научно-исторический и литературный истеблишмент изначально и категорически не желает признавать криптографические успехи Ривербэнкских лабораторий в делах освоения бэконовских шифров. Ибо в нескончаемых спорах о шекспировском авторстве официальная наука всегда и твёрдо придерживается лишь одной линии – сохранить давно сложившееся статус-кво: Шекспиром был Шекспир. [i3]
Лично же для УФФ и его преданной жены эта твёрдая линия науки породила однажды несколько нестандартный путь к славе: рассказать о криптографических делах Ривербэнка так, чтобы это понравилось истеблишменту [i5]. Ведь для официальных научных сфер никаких бэконовских шифров в старинных книгах никогда не было и быть не могло в принципе. Супруги Фридманы восприняли эту идею как предложение, от которого нельзя отказаться…
Подробности о том, как УФФ и ЭСФ создавали свою предсказуемо успешную монографию «Проверка шекспировских шифров» [o4], сразу же по выходу отмеченную призами, наградами и вниманием СМИ, можно найти в книге-расследовании «4в1» [i4]. Ну а здесь сосредоточимся на деталях того, как Элизебет Смит Фридман закрепляла достигнутый успех после смерти мужа.
Ибо «величайшим и гениальным криптологом» Уильям Фридман начинал выглядеть лишь в том случае, если окружавших его людей изображать мелкими и никчёмными. Поэтому в своих интервью и мемуарах ЭСФ регулярно добавляла всё больше и больше таких эпизодов и деталей, которые должны были всячески дискредитировать как лично полковника Фабиана, так и практически всё, что делалось в его Ривербэнкских лабораториях до вступления США в войну в 1917.
Один из особо ярких примеров такого рода – это машина акустической левитации [i6], в воспоминаниях ЭСФ превратившаяся в вечный двигатель.
В большом интервью 1974 года [o5] этот эпизод истории прозвучал у ЭСФ так:
Когда Фабиану было двадцать три года, его отец умер и оставил ему три миллиона долларов. Или около того. В любом случае, это были миллионы, так что он [Фабиан] начал разрабатывать идею о том, чтобы создать все эти свои исследовательские департаменты, занимающиеся теми или иными вещами.
И конечно же, одной из тех вещей, на которые он запал и которая демонстрировала отсутствие у него образования, был двухлитерный шифр сэра Фрэнсиса Бэкона. Который, как провозгласила г-жа Гэллап, доказывал, что Бэкон написал шекспировские произведения. Несколько ранее, в 1899 она опубликовала об этом книгу.
Ну а Фабиану пришла в голову идея подыскать несколько молодых выпускников колледжей, интересующихся темой Шекспира, чтобы они собрались там [в Ривербэнке] и научились у г-жи Гэллап всему, что она там, в кавычках, наоткрывала. И вот так мы начали работать.
Среди прочих безумных идей Фабиана был даже такой факт, что он верил в вечный двигатель, так что он собирался нанять специального человека, кем бы он там ни был, чтобы тот разработал ему эту теорию. У Фабиана уже была там такая штука, которую он называл perpetual motion machine (машиной вечного движения), которая находилась в глубине лабораторий. Я помню как-то заходила туда на некоторое время, чтобы взглянуть на машину. Для меня это выглядело просто как огромная груда металла и чего-то там ещё. Но Фабиан видел это иначе. Подозреваю, его так высмеивали за эту идею вечного двигателя, что он вскоре её забросил и больше к ней не возвращался.
В другом большом интервью 1976 года [o6] этот же сюжет был рассказан так:
Валаки: А в какой степени он [Фабиан] сделал свой собственный вклад в криптологию или, скажем, в акустику?
Фридман: Ну, про акустику я особо многого рассказать не могу, кроме как подтвердить вам, что это правда. Это он действительно делал. Сколь бы мерзкой тварью (vile creature) во многих отношениях он ни был, Джордж Фабиан действительно запустил два или три проекта, жизненно важных для нашей страны. Он занимался ими, когда переключался от сотни дел, связанных с шифром. Дела с шифром, конечно же, к этому не относились…
Короче говоря, за те акустические исследования, что проводились в Ривербэнке, он определённо заслуживает уважения.
И в той же степени это относится к разработкам в делах артиллерийских боеприпасов. Нам в Ривербэнке доводилось заниматься всем – кроме этого, к этим делам мы не имели вообще никакого отношения.
Там был такой инженер по боеприпасам, который… Такой, знаете, вроде деревенского увальня. Он всегда был непонятно где и занимался непонятно чем. Он просто возился со всякими там железяками, делал то да сё. Но он разработал много всяких вещей для армейских боеприпасов. А фамилия его было Айзенхаур. E-I-S-E-N-H-A-U-R, так, я думаю, она записывалась.
Так что там было много всяких вещей… И каким-то образом там в Ривербэнке нам удавалось получать от всего этого массу удовольствия. Потому что мы, кто действительно понимал ту науку, которую Фабиан продвигал так энергично, всё время удивлялись, куда же это всё должно привести. Мы были убеждены, что он занимается чем-то действительно ценным, что это должно к чему-то привести.
А затем… Другие вещи. Это было просто какой-то вознёй… Он возился с чем угодно. В глубине лабораторий, за акустической камерой, у него там была такая штука, которая должна была… как же это называется… а вот, демонстрировать вечный двигатель!
Валаки: О!
Фридман: Да, он был уверен, что есть такая вещь как вечный двигатель, и он намеревался это доказать…
Здесь пора столь любопытные воспоминания ЭСФ на момент прервать, чтобы привести описание того же самого эпизода из истории Ривербэнка – о появлении там весьма странной машины, – но теперь в изложении других сотрудников Лабораторий [o7], современных учёных-физиков, занимающихся акустикой:
В 1913 году полковнику Джорджу Фабиану остро понадобился консультант по акустике, чтобы помочь в одном из тех научных проектов, которые он проводил в своей усадьбе. Конкретно данный ривербэнкский проект был связан с изготовлением и тестированием того устройства акустической левитации, что было сконструировано по секретному описанию подобной машины, зашифрованному в XVII веке сэром Фрэнсисом Бэконом, а затем дешифрованному благодаря Элизабет Уэллс Гэллап.
Г-жа Гэллап переехала в Ривербэнк в начале XX века, чтобы продолжать дело всей своей жизни – искать доказательства того, что на самом деле пьесы Шекспира написал Бэкон. В ходе этих исследований она обнаружила, что Бэкон был членом английского общества розенкрейцеров. Тайной организации, деятельность которой включала в себя проведение научных экспериментов. Поскольку такого рода занятия в те времена воспринимались некоторыми как ведьмовство, эксперименты и открытия розенкрейцеров должны были сохраняться в тайне.
Согласно г-же Гэллап, тот же самый метод шифрования Бэкон применял и для засекречивания многих из своих личных записей. Этот метод с подробностями описан в гранках работы «Фундаментальные принципы бэконовских шифров», датируемой 1916 годом. В данный документ, который полковник Фабиан посвятил своей матери, г-жа Гэллап включила, наряду с разными стихами и рассказами, также объяснения нескольких экспериментов общества розенкрейцеров. Одним из которых был эксперимент с устройством акустической левитации.
Сразу же после того, как она дешифровала описание так называемой антигравитационной машины, г-жа Гэллап сообщила об этом полковнику Фабиану. На что полковник прореагировал наймом на работу Берта Эйзенхаура (Bert Eisenhour), гражданского инженера с деревообрабатывающей фабрики в Чикаго, которому было поручено сконструировать данное устройство.
Существенно более подробное описание этого эпизода можно найти в воспоминаниях «Ранняя история Ривербэнкских акустических лабораторий» [o8] , в начале 1970-х опубликованных Фредом Кранцем, одним из первых сотрудников-акустиков Ривербэнка. В своей содержательной части этот текст практически полностью переведён на русский в главе «Бэкон, розенкрейцеры и левитация» книги «4в1». [i6]
Сопоставляя мемуары прославленной дамы-криптографа ЭСФ и ученых-акустиков, посвящённые одному и тому же эпизоду из истории Ривербэнка, несложно увидеть, сколь существенно факты здесь отличаются от выдумок. Из принципиально важного следует отметить такие манипуляции правдой:
- полное изъятие сути Машины (акустический левитатор);
- история появления Машины полностью отделена от дешифровок Элизебет Гэллап;
- инженер Эйзенхаур полностью отделен от Машины.
То, каким образом ЭСФ подменила предназначение Машины, следует подчеркнуть особо. У неё это стал смехотворный для учёных вечный двигатель, а не устройство акустической левитации, принципиальная возможность которого была экспериментально продемонстрирована уже в 1940-е годы. Без каких-либо отсылов к Гэллап, Бэкону или розенкрейцерам и не для столь тяжёлых, конечно же, устройств, как в Ривербэнке…
На языке спецслужб столь тщательное погружение интересной разработки в глубокую тайну – с её расчленением, сменой названий и разнесением элементов по разным отсекам или «компартментам» – принято именовать «компартментализация информации»…
В итоге же этого трюка, если не знать, что более правдивая версия данной истории описана в своей целостности учеными-акустиками, с опорой лишь на Фридманов и почитающих их историков криптографии вы просто ничего не узнали бы о бэконовском устройстве акустической левитации. Ибо, согласно авторитетному свидетельству ЭСФ, всё там было иначе. Эта невежественная «мерзкая тварь» полковник Фабиан не просто верил в вечный двигатель, но и пытался его построить в Ривербэнке…
Другим наглядным примером того, насколько легко заведомая ложь и выдумки-импровизации постоянно переплетались в воспоминаниях Элизебет Фридман с элементами правды, может служить такая цитата из бесед ЭСФ с биографом Рональдом Кларком в 1975 году [o9]. Где феодальные порядки в усадьбе деспота Фабиана, пытавшегося полностью распоряжаться талантами УФФ, следующим образом сопрягаются с карьерными успехами уже известного нам Герберта Осборна Ярдли:
В конечном итоге он (УФФ) дожал-таки Фабиана и уехал [в 1918 на войну] во Францию. Но из-за козней Фабиана на военную службу его взяли в звании всего лишь лейтенанта. Ярдли, который был вообще никем, просто телеграфистом, не обучавшемся в колледже, тот начал службу как майор. А здесь был гениальный Уильям Ф. Фридман, которого отправили во Францию в чине лейтенанта…
Дабы сразу стала понятнее степень заведомой неправды в этой краткой цитате, достаточно лишь отметить, что на самом деле Герберт Ярдли начинал военную службу в звании лейтенанта (а в чине майора её закончил – после десятка с лишним лет весьма успешной работы возглавляемой им дешифровальной разведслужбы). В той версии криптографической истории, которую выстроили супруги Фридманы, однако, неудачный старт военной карьеры УФФ всегда обязательно сопрягался с кознями деспотичного и невежественного владельца Ривербэнка.
Продолжая тему весьма нелицеприятных слов и негатива Фридманов в отношении Джорджа Фабиана и его Лабораторий, будет уместно процитировать и те воспоминания ЭСФ, которые связаны с их крайне неохотным возвращением в Ривербэнк в 1919. Причиной чему было то, что УФФ, несмотря на усиленные поиски, после демобилизации так и не смог найти себе работу ни по генетической, ни по какой другой гражданской специальности (в последующей интерпретации от Фридманов и эти неудачи тоже стали результатом закулисных козней Фабиана).
Эпизод с «условиями возвращения» Фридманов к работе в феодальной обстановке усадьбы Ривербэнк полезно здесь рассмотреть вот по какой причине. В зависимости от контекста или настроения ЭСФ в момент изложения её мемуаров, таких условий могло оказываться то два, то три, то четыре или даже пять. Причём зачастую это были существенно разные требования.
Наиболее правдоподобный – ибо хорошо согласующийся со всеми прочими известными фактами – вариант набора этих условий был поведан Рональду Кларку, автору биографии УФФ, в процессе его личной беседы с ЭСФ в 1975 году [o9]:
В конечном счёте нам пришлось согласиться на встречу с ним [Фабианом], он оплатил наши расходы на приезд в Чикаго и сделал кучу заманчивых предложений. Таких как повышение зарплаты [для УФФ], зарплата также и для меня тоже, причём вполне приличные деньги.
Так что мы в итоге на это согласились, но поставив определённые условия.
Первое, мы не будем жить в его усадьбе.
Второе, у нас будут нормальные рабочие часы, как и у всех остальных на любой другой работе.
Третье, у нас будет свой собственный автомобиль и в нерабочее время мы будем свободны ездить туда, куда нам захочется.
Что ж, звучало это всё замечательно, ну а выполнялось это для нас так, как и любое другое соглашение с человеком вроде Джорджа Фабиана.
В неопубликованной, но сохранившейся в архивах автобиографии [o10] Элизебет С. Фридман сделана попытка изобразить данный эпизод существенно иначе (поскольку непосредственно перед этим она в подробностях описывала бэкон-шекспирианские заблуждения г-жи Гэллап и её спонсора Фабиана):
На протяжении недель полковник Фабиан бомбил нас телеграммами, требуя возвращения Уильяма Ф. Фридмана в Ривербэнк. В мае 1919 мы, наконец, согласились обсудить наше повторное у него трудоустройство. Мы выдвинули несколько условий, которые, как мы настаивали, должны быть выполнены.
Первое, что мы не будем жить в усадьбе Ривербэнк.
Второе, что мы должны быть свободны и жить своей личной жизнью, без указаний и диктата со стороны полковника Фабиана.
И третье, что мы должны иметь абсолютную свободу в делах доказательства или же опровержения «шифра» г-жи Гэллап.
Он (Фабиан) с готовностью, в действительности слишком уж быстро, что должно было нас насторожить, согласился на все наши условия.
Чуть далее, на следующих страницах того же мемуара, гибкая память ЭСФ подсказала добавить ещё одно, четвёртое «условие нашего возвращения»:
[Позднее, когда супруги Фридманы уже окончательно покинули Ривербэнк и работали в Вашингтоне, Фабиан прислал им важную криптографическую брошюру УФФ «Индекс совпадений».] Он напечатал имя г. Фридмана на титульной странице. Между прочим, это было ещё одно из тех условий, которые мы выдвигали относительно возвращения в Ривербэнк. Наряду с другими уже упомянутыми, это условие гласило: чтобы всё из того, что каждый из нас или же мы совместно написали, когда работали в Ривербэнке, было опубликовано с подлинными именами авторов. Однако, по прошествии времени и это стало ещё одним примером обманов полковника Фабиана…
В интервью 1974 года [o5] Элизебет Смит Фридман ещё раз вспомнила эпизод с условиями возвращения – и снова чуть иначе. Сократив число условий всего до двух, но следующим образом развив тему «самообмана» Гэллап и «научной честности» своего мужа, Уильяма Ф. Фридмана:
В первую очередь, первым условием, которое мы поставили, было то, что мы не будем жить в его усадьбе. Мы настояли, что будем жить сами в маленьком городке Женева, в миле от Ривербэнка. И в этом мы преуспели.
Но второе условие, настаивая на котором мой муж был непреклонен, заключалось в том, чтобы у нас была свобода в делах доказательства или опровержения этого двухлитерного шифра. Потому что у нас к тому времени уже не было абсолютно никаких иллюзий на данный счёт.
Та же самая идея – об очень раннем, якобы, разочаровании Фридманов в иллюзиях самообмана г-жи Гэллап, развивается и в неопубликованной автобиографии ЭСФ (получив там форму «пятого условия»):
Также мы отважно пытались добиться у полковника Фабиана его согласия на проведение ряда психологических тестов в отношении г-жи Гэллап. При всех наших ограниченных знаниях психологии, нам представлялось, что её вера в этот шифр настолько велика, что она влияет на её глаза, отчего она и видит там такие вещи, которые ничьи другие глаза увидеть не способны.
Однако, каждый раз, когда были сделаны договорённости о приезде в Ривербэнк эксперта, чтобы провести такого рода тест, полковник Фабиан каким-то образом эти планы или менял, или же вообще их отменял. И таким образом с течением времени мы начали убеждаться, что он никогда не выполнит своё обещание разрешить нам «доказательство или опровержение шифра г-жи Гэллап».
Для того, чтобы читатели этих мемуаров могли получить более адекватное представление о соотношении правды и лжи во всех этих версиях одного и того же эпизода, полезно сделать два пояснения.
Во-первых, когда супруги Фридманы повторно покинули Ривербэнк в декабре 1920, крайне недовольные результатами своей работы на Фабиана, следующие десять лет в Вашингтоне у них было более чем достаточно не только времени, но и возможностей для «доказательства или опровержения шифра г-жи Гэллап».
Документально известно, что в 1920-е годы, когда ЭСФ была не особо обременена делами государственной службы, она пыталась стать детской писательницей. А её муж УФФ, наряду с работой в Сигнальном корпусе Армии (никак не связанной с секретами шпионажа), попутно стал не только официальным консультантом-криптографом американских делегаций на международных конференциях по связи, но и автором статьи о кодах и шифрах для Энциклопедии Британника.
Но при всех этих благоприятных для публикаций позициях и занятиях, пока были живы Гэллап и Фабиан, супруги Фридманы не предпринимали абсолютно никаких шагов, чтобы рассказать ту версию «их правды» о Ривербэнке, которую они решат поведать много-много позже, в 1950-е и последующие годы. Когда для доказательных возражений и документальных опровержений их лжи не останется в живых уже просто никого из участников тех событий.
Во-вторых же, возвращаясь к теме тестирования реальных дешифровальных способностей г-жи Гэллап, пора подчеркнуть, что такого рода проверки на самом деле проводились, причём неоднократно. Более того, и самой Элизебет Смит Фридман доводилось не только лично проходить подобного рода тестирования, но и делать это почти столь же успешно, как и её опытным наставницам, сёстрам Элизабет Уэллс Гэллап и Кейт Уэллс.
Вот только об этих тестах, вошедших затем в базовый набор [o11] учебных пособий Ривербэнка (в значительной степени созданных и подписанных Уильямом Ф. Фридманом), ЭСФ нигде и никогда подробностей не рассказывала. Ни в своих мемуарах, ни в многочисленных интервью.
Но коль скоро документы на данный счёт благополучно сохранились, а историки криптографии предпочитают их игнорировать, здесь очевидно полезно вникнуть в детали этого любопытного эпизода.
В 1915 (а вскоре и вторым изданием в 1917) у Джеймса Финни Бакстера, весьма известного в США историка, политика и общественного деятеля, вышла из печати по всему неординарная книга: «Величайшая из литературных проблем: Авторство произведений Шекспира. Изложение всех спорных моментов, начиная с их возникновения и до настоящего времени.» [o12]
Самой интересной для нас особенностью этой объёмистой и очень обстоятельной книги является тот факт, что Джеймс Бакстер, приступая к своему исследованию как серьёзный и опытный историк, поначалу весьма скептически относился к сенсационным дешифровкам г-жи Гэллап. Но по мере того, как он погружался в специфику материала и доказательную силу криптографических аргументов, двухлитерный шифр Бэкона занял в этой истории одно из главнейших мест.
Ибо Джеймс Ф. Бакстер, в отличие от множества прочих сторонников (или критиков) Гэллап, не просто изучил устройство шифра Бэкона и принял на веру (или же напрочь отверг) результаты её дешифрования, но решил лично проверить столь выдающиеся дешифровальные способности этой дамы. Для чего сконструировал несколько реально изощрённых тестов, о которых в книге Бакстера рассказано примерно так [сокращая изложение до сути]:
Двухлитерный шифр, обнаруженный г-жой Гэллап как в философских произведениях Бэкона, так и в шекспировских пьесах, привёл к интересным результатам. … Для начала рассмотрим напечатанное в Первом Фолио Шекспира стихотворное обращение, подписанное I.M. [и почти полностью набранное курсивом, что для Гэллап служило сигналом о помещённом в текст зашифрованном послании. Прим. перев.]
… [Применяя метод дешифрования Гэллап] Мы получаем первое слово шифровки «Search.» (Ищи). Если же мы далее применяем данный процесс дешифрования ко всему стихотворению, то извлекаем такое поразительное послание:
«Search for keyes the headings of the comedies. Francis Baron of Verulam.»
(Ищи ключи в названиях комедий. Фрэнсис Барон Веруламский)
…
В какой-то момент у нас появилась идея, что наилучший способ протестировать надёжность г-жи Гэллап как дешифровальщика – это самим встроить в текст стихотворения «I. M.» какую-нибудь комбинацию из немецких слов, и в таком виде предоставить ей текст для анализа.
Мы, таким образом, сделали фотографию этого стихотворения из Первого Фолио, в несколько раз увеличив изображение для обработки. Затем стали вырезать оттуда буквы, чтобы сделать два алфавита тех шрифтов, с помощью которых стихотворение было напечатано.
Хотя для того, чтобы отыскать тонкие различия в форме букв t, n, e, o, u, r, понадобились определённое время и терпение, надлежащие буквы были отобраны настолько близкими к разным алфавитам, насколько это вообще возможно. Все эти буквы, теперь шифрующие другое, новое послание, были вклеены на свои места на большом листе картона обратно в стихотворение, фотография которого была затем уменьшена до исходного размера, как в Первом Фолио.
Эту работу мы отправили почтой г-же Гэллап с просьбой оказать нам любезность дешифровкой данного текста. По прошествии некоторого времени мы получили ответ, с извинениями за её «корявый немецкий» и со следующим дешифрованным текстом:
Search Kaiser Kultur Krieg Tod gemachten Macht ist Rachen of Verulam.
Хотя в этом тексте имелось несколько ошибок, мы и этот результат восприняли как примечательную демонстрацию опыта г-жи Гэллап. Потому что при зашифровании мы сами неправильно расположили некоторые из букв.
Чтобы сделать наш тест более сложным, мы умышленно оставили без изменений слова, содержащие в себе первое слово прежней шифровки «Search». После чего следовала наша странная комбинация немецких слов, которые использовали все последующие буквы стихотворения вплоть до слова «Baron» в шифровке исходного текста Фолио, за исключением последней буквы n.
… Затем мы исправили и переделали нашу работу настолько тщательно, насколько возможно, и вернули её Гэллап для повторного дешифрования. К нашему великому удовлетворению этот вариант оказался правильным, а мы получили от неё такой ответ: Касательно того двухлитерного примера, я проверила исправления и нахожу их совершенно верными. Всё прочее остаётся как раньше, теперь текст читается так:
Search Kaiser Kultur Krieg und Schlachten Macht ist Recht, n of Verulam.
Процитированный здесь с подробностями и картинками тест Бакстера был первым, но не единственным из тех, что он сконструировал для проверки дешифровальных способностей г-жи Гэллап, а затем тщательно описал в своей книге. Для нашей же истории особо важен тот факт, что все тесты Бакстера г-жа Гэллап успешно прошла, а их учебно-методическая ценность была по достоинству оценена и в Ривербэнке.
Так что к тому времени, когда в июне 1916 года полковник Фабиан нашёл в Чикагской библиотеке и привёз в свою Ривербэнкскую усадьбу молодую филологиню Элизебет Смит в качестве потенциальной ассистентки для Гэллап и её сестры Кейт Уэллс, тесты Джеймса Бакстера уже использовались там как полезные учебные пособия.
И ныне, в собраниях NYPL, Нью-Йоркской публичной библиотеки, где хранится Бэкон-Шекспировский архив Ривербэнка, можно найти весьма особенные листы этих учебных тестов-упражений [o13]. Подписанные лично Элизебет Смит, они демонстрируют, сколь успешно она осваивала дешифрование двухлитерного шифра Бэкона – на примерах из Первого Фолио Шекспира и из тестов Джеймса Бакстера.
С точки зрения истории криптографии этот эпизод из жизни и деятельности Ривербэнка в 1916 году особо интересен и примечателен вот по какой причине.
Начиная с эпохальной книги Дэвида Кана «Взломщики кодов», впервые опубликованной в 1967, пробившей стены секретности вокруг криптографии и положившей начало, фактически, череде всех современных публикаций по истории криптологии, в этом разделе науки стабильно сохраняется одна и та же ситуация.
Хотя о Ривербэнке и Бэкон-Шекспировских шифрах так или иначе упоминают почти все, однако, начиная с «библии» Д. Кана и вплоть до сегодняшнего дня здесь не удаётся обнаружить НИ ОДНОЙ работы с информацией о монографии Джеймса Бакстера [o12] и о его криптографических тестах.
По сути дела, в данной ситуации мы обнаруживаем в точности такое же табу, которое в истории криптологии (а также в литературо- и шекспироведении) установлено на упоминание книги генерала Франсуа Картье «Проблема криптографии и истории» [o14].
О причинах того, почему столь мутные – и очень похожие на религиозные – табу в науке установлены и действуют до сих пор, здесь никаких рассуждений и объяснений не будет. Ибо про это вполне достаточно рассказывалось ранее (см., например, текст Подрыв авторитета властей и Шекспир как «наше всё» [i3]).
Но вот для прояснения загадки о «Лондонских шлюхах на Троянской войне» и о причинах прочих многочисленных странностей в шекспировской пьесе «Троил и Крессида», табу на книги Картье и Бакстера оказывается своего рода мастер-ключом к разгадкам.
Иначе говоря, загадочными эти вещи представляются для науки лишь до тех пор, пока действует табу. Если же его отменить – то есть просто игнорировать, – то тогда для исследователей начинают работать реально сильные криптографические аргументы из «запрещённых» книг Картье и Бакстера. Все эти аргументы доказывают подлинность секретной биографии Бэкона, зашифрованной в книгах Елизаветинской эпохи.
Ну а когда подлинность данного документа станет бесспорным научным фактом, попутно всем станет ясно и то, что ничего загадочного в самой странной из пьес Шекспира на самом деле нет…
Дополнительное чтение
[i1] Наука история как искусство выпиливания
[i2] Полный Хагелин, или Finita la commedia
[i3] Подрыв авторитета властей и Шекспир как «наше всё»
[i4] 4в1: Маска Шекспира и тайны Бэкона, книга Картье и секреты АНБ
[i5] Там же, глава "Сокрытие правды"
[i6] Там же, глава "Бэкон, розенкрейцеры и левитация"
Основные источники
[o1] Jason Fagone. The Woman Who Smashed Codes: a true story of love, spies, and the unlikely heroine who outwitted America’s enemies. New York: Harper Collins. 2017
[o2] Ronald Clark. The Man Who Broke Purple: The Life of the World’s Greatest Cryptologist, Colonel William F. Friedman. London: Weidenfeld & Nicolson, 1977.
[o3] Betsy Rohaly Smoot. From the Ground Up: American Cryptology during World War I. National Security Agency, Center for Cryptologic History, 2023
[o4] William F. Friedman and Elizebeth S. Friedman, The Shakespearean Ciphers Examined: An Analysis Of Cryptographic Systems Used As Evidence That Some Other Author Than William Shakespeare Wrote The Plays Commonly Attributed To Him. Cambridge: Cambridge University Press, 1957
[o5] Elizebeth Smith Friedman. Interview with Marshall Library Staff. 4–6 Jun 1974. Transcripts (5 Parts) Tape #5
[o6] Elizebeth Smith Friedman. NSA Oral History, Interview with Virginia Valaki. Transcripts NSA-OH-16, 11 November 1976
[o7] John W. Kopec. The Sabines at Riverbank: Their Role in the Science of Architectural Acoustics. Woodbury, N.Y.: Acoustical Society of America, 1997
[o8] Fred W. Kranz, Early History of Riverbank Acoustical Laboratories. The Journal of the Acoustical Society of America, Volume 49, Number 2 – Part I, February 1971, pp 381-384
[o9] Elizebeth Smith Friedman. Interview with Ronald W. Clark, March 25, 1975, ESF Collection. George Marshall Foundation Research Library
[o10] Elizebeth S. Friedman, “Autobiography of Elizebeth Smith Friedman – 1st Draft” (Memoir, Lexington, VA, 1966), George Marshall Foundation Research Library
[o11] Twelve lessons in the fundamental principles of the Baconian ciphers; and applications to books of the sixteenth and seventeenth centuries. By George Fabyan. Riverbank Laboratories, 1916
[o12] James Phinney Baxter. The Greatest of Literary Problems: The Authorship Of The Shakespeare Works. New York: Houghton Mifflin, 1915 & 1917
[o13] Elizebeth Smith Friedman, early decipherments at Riverbank (1916-06). New York Public Library Manuscripts & Archives Division
[o14] François Cartier, Un problème de Cryptographie et d’Histoire. Paris: Editions du Mercure de France, 1938